От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 191 - Страница 108

108

Наряду с безрассудным швырянием денег шкуровцами, мне пришлось увидать и противоположные примеры крайней бедности. Я случайно узнал, что в Пятигорске живет вдова доблестного адмирала Эссена, командовавшего Балтийским флотом во время войны, и поехал ее навестить. Мне сказали ее адрес, и когда я ехал на извозчике, отыскивая на грязной улице ее дом, я увидел сгорбленную старую женщину в лохмотьях, идущую по улице. Я остановил извозчика, чтобы ее спросить, и вдруг заметил, что она как-то странно на меня смотрит. Это и была адмиральша фон Эссен. У меня слезы брызнули из глаз. Оказалось, что она была судомойкой в столовой, где ее дочь была прислужницей за столом. Она состарилась на двадцать лет, потеряв на войне почти одновременно мужа, сына и зятя. Вынужденная бежать из Петербурга при захвате его большевиками, она прожила бывшие у ней небольшие деньги и теперь добывала средства к существованию тяжелым трудом. Переговорив с ней, я дал ей чуть не насильно тысячу рублей, так как она отказывалась брать, и сейчас же написал письмо Герасимову об ее ужасном положении. Тот немедленно прислал пять тысяч и обещал ежемесячно давать по тысяче. Когда она вместе с дочерью приехала меня благодарить в Ессентуки, это уже снова была дама, хотя горе и печаль наложили на нее неизгладимые черты.

При мне в Ессентуках состоялся большой круг Терского казачьего войска, на котором, как и на всех подобных учреждениях того времени, выказалась полная наша политическая незрелость. Вместо того, чтобы дружно объединиться вокруг общей цели – борьбы с большевизмом, казаки разбились на группы и занялись мелкими личными счетами и политикой, что приводило к совершенно праздным разговорам и потере времени.

После круга состоялся съезд трех атаманов, Донского, Кубанского и Терского. Тут прошло все гладко и, кажется, больше пировали, чем разговаривали. Я заходил в вагон атамана Богаевского и разговаривал с ним. Богаевский был неглупый человек, но слабохарактерный и легко поддающийся посторонним влияниям. Конечно, ему было очень далеко до своего предшественника Краснова. Тот представлял из себя силу, а Богаевский был простым игралищем в руках партийных дельцов.

В июле я был неожиданно вызван в Таганрог, куда была перенесена Ставка главнокомандующего, и поспешил поехать, так как мне уже надоело толкаться без дела, однако, к моему удивлению, адмирал Герасимов, меня вызвавший, очень извинился за беспокойство и сказал, что это произошло по недоразумению. Потом я узнал, что в Таганроге были недовольны Саблиным, который в это время уже снова командовал в Севастополе, так как Крым был уже оставлен большевиками, и решили назначить меня на его место, но Саблин приехал и успел реабилитироваться. Так как моя жена еще не оправилась от своей болезни, я решил вернуться в Ессентуки, чтобы после ее выздоровления взять любое место, которое мне представится.

В это время Добровольческая армия была в апофеозе своей славы. Войска шли вперед почти без сопротивления. Высчитывали уже время, когда займут Москву, и даже обсуждали церемонию торжественного въезда. Даже многие офицеры, бившие баклуши в тылу, спешили вернуться в свои части, чтобы можно было сказать, что и они пахали. Я недолго прожил в Ессентуках и в начале августа получил телеграмму от своего сослуживца и бывшего флаг-офицера из Таганрога, гласящую, что я на днях буду назначен командующим флотом Черного моря. Я не особенно поверил этой телеграмме, так как мои отношения с Герасимовым были самые безразличные, а Деникин лично меня не знал, однако через несколько дней мой вызов в Таганрог повторился. Я сейчас же поехал и теперь уже на вокзале был встречен чающими движения воды несколькими офицерами с поздравлениям по случаю нового назначения. Я сейчас же поехал к Герасимову, и он мне официально заявил, что я назначаюсь командующим флотом, а Саблин остается главным командиром Севастопольского порта с подчинением мне. Он мне при этом сказал, что со своей стороны настаивал на смене Саблина, о чем писал и адмирал Колчак, но что главнокомандующий придумал эту комбинацию, чтобы не обижать Саблина.

Признаюсь, эта комбинация для данного времени была действительно самая неудачная, так как один из нас двоих был безусловно лишним и, конечно, командующий флотом, так как флота еще не было, а были отдельные испорченные за время революции суда, которые нужно было все отремонтировать и поставить в строй. Во время войны и до нее у нас действительно существовала подобная же организация, но тогда командующий флотом предводил в бою и занимался операциями, тогда как главный командир был начальником тыла. Теперь же операций почти не было.

Однако рассуждать мне не приходилось, а нужно было исполнять то, что приказывают. На другой день я представился генералу Деникину.

Главнокомандующий жил в Таганроге в обстановке, уже более соответствующей его высокому званию, но все же весьма скромно. Он занимал небольшой особняк, просто меблированный, любил гулять пешком, без всякой свиты, и развлекался купанием в море. Аудиенция была непродолжительная: я присутствовал при докладе адмирала Герасимова, по окончании которого генерал Деникин выразил мне надежду, что я приведу флот в порядок. На этом мы и простились. Далее начались переговоры с адмиралом Герасимовым относительно составления штатов штаба. Начальником штаба ко мне был назначен контр-адмирал Бубнов, человек очень талантливый, но склонный к интригам. Впоследствии мне пришлось сильно пожалеть, что я согласился на это назначение, но в то время выбирать было чрезвычайно трудно, так как я почти не знал личного состава Черноморского флота. Флаг-капитаном по оперативной части Герасимов мне подсунул капитана 2-го ранга Родионова, от которого он хотел избавиться сам. Это был человек неглупый, но с огромным самомнением. Остальных офицеров мне предоставили выбрать самому в Севастополе.

108