Капитан 1-го ранга Савинский, смененный с командования, был виновен, главным образом, тем, что дал себя обнаружить противнику, так как по установившимся понятиям главным условием постановки заграждения была секретность операции, и потому такая мера наказания была чересчур жестока, но адмирал не допускал мысли, чтобы полученное приказание не было исполнено. Он считал, что за отдание приказания отвечает начальник, а подчиненные только за точное исполнение. Так гласит морской устав.
Интересно также вступление адмирала Колчака в должность командующего флотом. Обыкновенно такая смена сопровождалась известным церемониалом, но обстоятельства им помешали.
Когда адмирал Колчак, только что прибывший, сидел в кабинете у адмирала Эбергарда, пришли доложить, что по радиопеленгам видно, что крейсер «Бреслау» находится в море и двигается к востоку. Адмирал Эбергард хотел отдать распоряжение дежурной группе из дредноута, крейсера и дивизиона миноносцев выйти в море, но Колчак забыл все церемонии, заволновался и захотел непременно идти сам с группой. Через час была назначена съемка с якоря, успели только немного закусить, и никаких формальных сдач и приемок соблюдено не было. Адмирал Колчак вышел в море, и ему удалось заключить в кольцо «Бреслау», но последний все-таки благодаря огромному преимуществу в ходе прорвался, обменявшись несколькими выстрелами с крейсером «Память Меркурия».
Жизнь на берегу с вступлением нового командующего также изменилась. Адмирал Эбергард с началом войны отменил все балы и вечера, и жизнь носила несколько монастырский характер. Адмирал Колчак говорил, что война – это нормальная жизнь воинов, почему она не должна ничем нарушать установившихся привычек и обычаев. С его приездом повсюду началось веселье, и он сам принимал в нем участие.
В смысле ведения операций адмирал Колчак обратил особенное внимание на постановку мин у Босфора, чем неглижировал Эбергард, который все еще надеялся, что нам придется высаживать там десант, и потому не хотел засорять вход в Босфор минами. Адмирал Колчак начал усиленное минирование Босфора, и в течение месяца там было поставлено около 2000 мин. На некоторое время все турецко-германские суда как военные, так и коммерческие исчезли из Черного моря, но затем немцы протралили канал под берегом под защитой береговых батарей, и суда снова, правда, значительно реже, но все же начали опять выходить в море. Значительных столкновений, впрочем, не было.
Следует отметить геройский подвиг подводной лодки «Тюлень» под командой капитана 2-го ранга Китицына. В канун сентября «Тюлень» находился невдалеке от Босфора ночью в надводном положении и заметил силуэт приближающегося корабля. Корабль шел мористее «Тюленя» и видеть его не мог. Командир «Тюленя» дал полный ход и пошел на сближение, надеясь рассмотреть его поближе. По-видимому, это был коммерческий пароход, и потому, приблизившись на 15 кабельтовых, Китицын дал ему под нос два выстрела, приказывая этим пароходу остановиться, но в ответ с парохода началась орудийная стрельба. Так как опускаться под воду было уже поздно, Китицын решил продолжать бой, сближаясь все больше и больше. По счастью, орудия на противнике, видимо, управлялись неопытной командой, так как его стрельба все время шла на перелетах. Бой продолжался уже более получаса, и «Тюлень» не получил ни одного попадания, а пароход загорелся и наконец остановился и прекратил огонь. Китицын подошел к нему близко и переправил на своей маленькой шлюпке на него четырех человек команды с офицером, которые быстро потушили пожар. Пароход оказался турецким транспортом «Родосто» под командой немецкого офицера. Он был вооружен одним орудием в 87 миллиметров и двумя 57-миллиметровыми, а на «Тюлене» было одно 76-миллиметровое и одно 57-миллиметровое. Таким образом «Тюлень» одержал победу над более сильным противником. Серьезных повреждений на «Родосто» не было, и, сняв с него всех немцев, Китицын отправил его со своей командой в Севастополь. За этот подвиг Китицын получил по статуту Георгиевский крест.
Несмотря на всю энергию адмирала Колчака, судьба была все-таки против него. В начале октября рано утром, когда команда еще спала, на «Императрице Марии» возник пожар в бомбовом погребе. Пробили тревогу и начали заливать пожар водой, открыв кингстоны. Адмирал тотчас же прибыл на корабль и сам распоряжался действиями. Пожар прекратить не могли, и начались частичные взрывы, видимо, жар распространился на другие погреба, хотя общего взрыва погребов не было. Между тем под влиянием вливания воды корабль погрузился носом и получил крен, который все больше увеличивался. Инженеры уверяли при постройке этих дредноутов, что они не будут переворачиваться подобно прошлым кораблям, и потому не было сделано распоряжения сейчас же после начала пожара отвести корабль на мелкое место. Адмирал все время надеялся потушить пожар и не жалел воды. Когда стало ясно, что корабль в опасном положении, то распоряжение было сделано, но было уже поздно. Когда крен достиг 20˚, команду сняли с корабля, и адмирал сошел сам. Через некоторое время корабль плавно перевернулся и сел на дно. Из числа тысячи человек команды 92 человек недосчитались совсем и около 50 было раненых и обожженных, которых свезли в госпиталь.
После «Марии» случилось несчастье и с «Екатериной». Корабль, входя ночью на рейд, стал на мель вследствие неправильно зажженных на берегу огней. По счастью, его скоро сняли с мели. Считая себя виновником обоих несчастий, как главный начальник, адмирал Колчак просил о своей смене, но его просьба была отклонена.