От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 191 - Страница 83

Правление союза вначале враждебно отнеслось к нашей пропаганде, так как руководствовалось указаниями от гетмана, интересы которого как сепаратиста были прямо противоположны идеям добровольцев, выставивших своим лозунгом великую и неделимую Россию. Генерал Леонтович собирал молодежь и говорил им, что вся затея добровольцев – глупая авантюра, которая только увеличит число жертв и провалится как мыльный пузырь, что нужно надеяться на немцев, а пока что пилить дрова и ждать лучших времен. Молодежь его слушала и толпами шла записываться в добровольцы в гостиницу «Владивосток». Рознь внутри союза стала расти настолько, что главари заволновались и, обсудив положение, решили переменить политику, так как союз угрожал полным распадением. В один прекрасный день генерал Леонтович явился ко мне со своим адъютантом, принес повинную голову и пришел засвидетельствовать генералу Алексееву верноподданнические чувства. Мне, конечно, было приятно работать без противодействия, и я охотно пошел навстречу. Таким образом у нас восстановился мир.

Пробовал я также пропагандировать идеи Добровольческой армии через прессу, но на мой призыв отозвалась и то с большой опаской одна только газета «Одесский листок». Редактор согласился помещать только мои собственные небольшие заметки, в которых указывались факты и события, но без всяких рассуждения и комментариев. У нас стремились угождать немцам больше, чем они сами требовали.

Счастливый случай помог мне выйти из финансовых затруднений, которые сильно парализовали мою деятельность. Я случайно встретился с графом Уваровым, членом Государственного совета по выборам, временно живущим, как и многие другие, в Одессе. Узнав о моих затруднениях, он написал письмо Поклевскому-Козелл, посланнику в Румынии, имевшему на руках большие казенные средства, и тот немедленно прислал ему двести тысяч рублей. Таким образом, деньги появились, и я мог уже беспрепятственно продолжать свою работу. Но, к сожалению, одно затруднение окончилось, но появились другие. Немцы, ранее нисколько нам не мешавшие, вдруг начали чинить затруднения. В один для нас непрекрасный день в гостиницу «Владивосток» в бюро к капитану Соловскому явилась полиция, забрала все бумаги, т. е. списки готовящихся ехать со следующей партией, и взяла с него расписку с обещанием прекратить отправку добровольцев на Дон и закрыть вербовочное бюро.

В связи с этим мы услышали, что и в других местах начались репрессии по отношению к добровольцам. Обсудив положение, мы решили уйти в подполье и менять свое местожительство каждые две недели. Благодаря полученным средствам мы имели возможность завести себе приятелей как в немецких штабах, где служило много русских, так и в украинской полиции. Наши агенты заблаговременно нас предупреждали о готовящихся репрессиях. Мне самому также пришлось принять меры предосторожности, хотя мне лично, по-видимому, непосредственная опасность не угрожала. Немцы не любили шума, а арест такого лица, как я, несомненно, бы его наделал. За мной были прежнее высокое положение и большие знакомства и связи. Поэтому опасность угрожала только моим помощникам, которые рисковали невеселой поездкой этапным порядком в германский или австрийский концентрационный лагерь. Тем не менее я все свои наиболее важные бумаги, как, например, письма генерала Алексеева, переправил одной знакомой даме, жившей этажом выше меня, а все свои записи стал вести на различных страницах шеститомного собрания сочинений Шекспира, которое помещалось в моей комнате в хозяйской библиотеке. Но и эти записи я старался вести так, чтобы они носили самый невинный характер.

Капитана Соловского арестовывали два раза, но он так был ловок и увертлив, что на допросах с ним ничего не могли сделать и каждый раз отпускали со строгим внушением не заниматься пропагандой. В результате мы продолжали работать, хотя и с некоторой заминкой, главным образом, вследствие необходимости часто менять адреса.

Немцы, видя, что симпатии к добровольцам все возрастают, решили переменить свою тактику. В противовес добровольцам генерала Алексеева они решили создать Южную и Астраханскую армии, которые были бы под непосредственным немецким влиянием. Во главе первой был поставлен престарелый генерал Иванов, бывший командующий Юго-Западным фронтом. Генерал Иванов, движимый лучшими чувствами и желая принести родине пользу в ее тяжелые минуты, дал себя соблазнить льстивыми немецкими речами и обещаниями и согласился припечатать свое имя к этой авантюре. Добровольцы не выставляли монархического лозунга, а Южная армия прямо объявила себя монархической, шедшей для восстановления старого режима. Добровольцы также были на три четверти монархисты, но они понимали, что народ, еще не испробовавший в полной мере большевизма и вырвавшийся как зверь на свободу, не захочет снова идти под власть станового пристава, а потому воздержались от предрешения вопроса о правлении, предоставив это самому народу, через его выборных.

Судьба Южной армии была довольно печальной: она очень долго формировалась на севере Донской области, под прикрытием казачьих войск, но не могла развернуть больше двух бригад пехоты весьма слабого состава. Казаки, которым начали уже сильно угрожать красные, всячески давили на нее, чтобы заставить наконец выйти в боевую линию, но когда это наконец произошло, то армия при первых же выстрелах большевиков разбежалась. Это так подействовало на бедного старика Иванова, что он заболел с горя и умер. Большая часть его армии присоединилась к добровольцам, но это не принесло им пользы, так как Южная армия состояла из элементов, которые действовали разлагающим образом на те части, куда они попадали.