От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 191 - Страница 94

Я прекрасно понимал, что с одними офицерами далеко не уеду и что непременно так или иначе нужно связаться с народом, но путей к этому у меня не было. Можно было, как мне казалось, действовать двояким путем: почти все села вокруг Одессы состояли из немецких колонистов, и я отправил к ним своих агентов, так [как] они были настроены несомненно против большевиков. Вначале эта пропаганда имела успех, но, когда они узнали, что мы опираемся на союзников, немецкий патриотизм перевесил у них антибольшевистские чувства, и они наотрез отказали в своем содействии. Другая попытка моя – воздействовать на рабочих – также потерпела неудачу. Я обратился к одесскому идейному вождю эсеров. Само собой, что на этой платформе не могло состояться соглашения.

Впоследствии, впрочем, я узнал, что их влияние на народные массы было очень невелико и не имело никаких корней. Их основное ядро было очень сплочено, обладало средствами, но ничтожно по количеству. Что касается до народных масс, то, имея большие деньги, их можно было подвинуть куда угодно, но таковых ни у кого не было, а потому наибольший успех имели большевики и различные атаманы типа Махно, которые их звали на грабеж.

Недалеко от тех и других стоял и Петлюра, который как раз в это время поднял восстание против гетмана в Белой Церкви. Его призыв к самостийной демократической Украйне имел успех, и у него довольно быстро собралась внушительная сила. Гетман со своей стороны ничего не мог ему противопоставить.

В это же время французский консул Энно созвал в Яссах совещание русских политических деятелей, которые группами начали прибывать в Одессу. Из наиболее ретивых я помню Гурко, Милюкова и еще несколько человек из крепких правых. Они были очень возбуждены, все время говорили, но было видно, что никакого единодушия у них не было.

Я пробовал на них воздействовать в смысле привлечения на сторону Добровольческой армии, но большинство, видимо, стояло и видело спасение в поддержке французами гетмана. Милюков, только что осекшийся на немцах, уже принес покаяние, был несколько растерян и придумывал способы занять доминирующее положение у союзников. Я был на вокзале, когда они все уезжали в Яссы, но и на вокзале они все продолжали спорить между собой. Мое впечатление было такое, что из этой поездки никакого толку не будет.

Между тем петлюровское движение начало принимать уже грозные формы. Начавшись в Белой Церкви, оно по железнодорожным линиям начало распространяться во все стороны. Выйдя на магистраль Одесса – Киев, оно, главным образом, направилось по направлению к Киеву, но небольшой отряд, постепенно все увеличиваясь, как ком снега, направился и на Одессу. В этом направлении главным начальником был доктор (фамилию забыл), совсем штатский человек, но щирый украинец.

Гетман увидел, что хохлы его бросают, и за спасением обратился к графу Келлеру, который мог привлечь на свою сторону русское офицерство. Действительно, на зов Келлера собралось до двух тысяч русских, и образовали отряд для обороны Киева, но этого было слишком мало, и притом измена ползла из всех углов. Немцы после своей революции заняли нейтральное положение, и с Петлюрой боролись одни русские.

В Одессе вполне надежных было только шестьсот человек, что для города было вполне достаточно для охраны порядка, но очень скоро из Киева посыпались телеграммы с просьбой о помощи и подкреплениях в Киев. Телеграммы все шли к украинскому командиру корпуса, которым был тогда генерал Березовский, такой же украинец, как и я, но человек довольно хитрый. Он располагал двумя пешими и двумя конными сотнями, совершенно ненадежными и не присоединившимися к Петлюре только из боязни моих добровольцев. Березовский понимал, что выслать их против Петлюры – это все равно что усилить его этими сотнями, но не понимал или не хотел понять, что в Одессе они еще опасней, так как скрытый враг всегда опаснее открытого. Словом, Березовский предложил мне послать к Киеву мои части, а украинские оставить в Одессе. Я, конечно, отказался, мотивировав тем, что едва достаточно имею сил для содержания внутреннего порядка в Одессе.

Не знаю, что ответил Березовский киевским властям, но очень скоро его убрали и назначили старого боевого генерала с Георгиевским крестом на шее, фамилию которого позабыл, но помню, что она была похожа на польскую. Я сейчас же поехал к нему представиться, в надежде, что при нем дело пойдет лучше. Первоначально он на меня произвел хорошее впечатление своей решительностью, но через три дня уже совсем упал духом и с отчаянием сообщил мне, что самое большое, что ему обещано со стороны его войск – это строгий нейтралитет. Сражаться же с Петлюрой они отнюдь не желают. В это время как раз приехали из Ясс наши политические деятели в самом радужном настроении и сообщили, что союзники посылают в Одессу шесть корпусов, которые займут всю Украйну, а потом дальнейшие подкрепления пойдут на Москву. Все, конечно, пришли в полный восторг от таких известий и думали, что и большевики, и петлюровцы сразу испугаются и положат оружие, но на самом деле все вышло совсем не так. На самом деле очень скоро явился в Одессу консул Энно, но объявил, что явится действительно одна французская дивизии, а потом, вероятно, другая, а там далее будет видно. Немцы в это время стушевались из Одессы, и их почти совсем не было видно. Говорили, что французское главное командование по поводу германской эвакуации из Украйны заключило какое-то соглашение с Берлином. Авторитет союзников в это время был, впрочем, так велик, что одна возможность их появления наводила страх, а потому в городе был полный порядок.