В то время вошло в обычай у всех авантюристов формировать свои собственные отряды под разными наименованиями, на что они ухитрялись получать иногда довольно солидные авансы от различных лиц и учреждений. Давали украинцы, петлюровцы, давал и Гришин-Алмазов, когда получил доступ к французскому кошельку. На моей совести был только один Масловский, но и того я скоро уступил Гришину-Алмазову. Большинство из этих господ брали деньги, образовывали себе штабы, платили им жалованье и на этом успокаивались, но были и более предприимчивые, подобно Белому Дьяволу, которые распространяли свои банковские операции на окрестности и выручали недурные суммы. Нашелся, впрочем, один оригинал, к сожалению, забыл его фамилию, который целиком перенес в мой штаб миллион шестьсот тысяч карбованцев, экспроприированных им из казначейства какого-то маленького городка. Эти деньги были для нас очень кстати, так как подкрепили наш уже начинавший ослабевать фонд. Подобные случаи, по-видимому, были очень редки, так как я рассказал единственный, сохранившийся в моей памяти.
Наконец наступил день, на который возлагались такие большие надежды. В Одессу пришли пять больших транспортов и на них бригада французской пехоты под командой генерал-майора N. Транспорты вошли в порт, но высадился только один батальон, который сменил морской десант, охранявший зону французов, а этот последний возвратился на суда. Во всяком случае наша позиция уже окрепла. В тот же день в «Лондонской» гостинице был собран военный совет под председательством французского генерала, в составе двух командиров французских частей, капитана Ланжерона, консула Энно, генерала Гришина-Алмазова, полковника Ильина, командира добровольческой бригады и меня.
На совете полковник Ильин и капитан Ланжерон доложили разработанный ими совместно план действий. Он состоял в следующем: предполагалось занять Одессу русскими силами, находящимися в союзе с Францией. Так как гетман в это время уже пал, а с добровольцами еще соглашения не было заключено, то генерал N объявил, что он не уполномочен выступать на какую-либо партию. Город должен был быть занят русскими, но действующими от имени союзников. Практическая часть плана была проста. На рассвете следующего дня должны были начать действия партизаны Гришина-Алмазова. Они были разделены на шесть или на семь отрядов для занятия вокзала, государственного банка, телеграфа и телефонной станции и еще нескольких пунктов. Каждый отряд должны были сопровождать по два француза с флагами, которым надлежало объявить, что здание занимается от имени Франции, а после их занятия они должны были вернуться к своим частям. Добровольцы составляли резерв, а французы должны были вступить в бой только в крайнем случае. Гришин-Алмазов назначался французским военным губернатором Одессы.
План был принят военным советом без возражений, причем обоими докладчиками высказывалось мнение, что на основании их разведки сопротивления оказано не будет.
В 6 утра 5/18 декабря партизаны вступили в петлюровскую зону одной колонной по Дерибасовской улице, и, по мере следования, отдельные отряды отделялись по своему назначению. Головным следовал отряд Белого Дьявола из 20 человек, которому предстоял самый дальний путь до вокзала, который ему было назначено занять. При занятии всех пунктов все прошло очень гладко и без выстрелов. Десятка два петлюровцев, найденные в некоторых местах, были беспрекословно арестованы и препровождены на «Саратов».
Все уже думали, что на этом дело кончится, и собирались поздравлять друг друга, но на самом деле вышло не так. Оказывается, доктор был взят врасплох. Он сидел со своим штабом на Большом Фонтане и ожидал, что французы к нему явятся для переговоров, но, узнав о положении дел, решил на свой страх и риск объявить войну Антанте. Он выстроил своих украинцев, выехал к ним верхом, сказал зажигательную речь и затем «слабым манием руки на русских двинул он полки».
Главной атаке подвергся вокзал. Белый Дьявол держался два часа и потерял семь человек убитыми и ранеными, после чего отступил. Другие посты удержались на месте, но тоже понесли некоторые потери. Всего было убито 12 человек. В разгар сражения я отправился с «Саратова» в «Лондонскую» гостиницу, чтобы узнать положение дел, и застал полковника Ильина разговаривающим по телефону с начальником штаба петлюровцев и убеждающим последнего в бесполезности борьбы. Это была довольно забавная картинка, когда два начальника штабов противных сторон мирно беседовали друг с другом, находясь в одном и том же городе. Кстати сказать, они были товарищами по выпуску в Академии Генерального штаба. Разговор кончился ничем, но полчаса спустя противник опять позвонил по телефону и в лице того же полковника сообщил, что они не хотят драться с французами, а потому оставляют город и будут ожидать французских уполномоченных для переговоров на станции Раздельной. На этом сражение и кончилось.
Я забыл еще упомянуть, что, когда вокзал был нами оставлен, Гришин-Алмазов приказал сделать по нему несколько выстрелов из полевой пушки, чем навел немалую панику на все население, уже привыкшее к ружейному огню за предыдущие перепалки, но в первый раз слышавшее орудийный. Петлюровцы ответили несколькими выстрелами по «Саратову», но не попали. Французский адмирал тоже не удержался и дал три выстрела из 25-дюймового орудия по Фонтану, за что ему впоследствии в моем присутствии жестоко влетело от его начальника, вице-адмирала командующего в Константинополе, когда тот пришел в Одессу недели две спустя.