От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 191 - Страница 105

105

Так прошло совершенно спокойно три дня. За это время мы подобрали на наши пароходы, и в частности на «Мечту», несколько автомобилей и порядочное число винтовок из брошенного склада. Мои офицеры мне сообщили, что в штабе Саблина выработан план эвакуации и наши пароходы в него включены. «Мечта» назначалась для перевозки отряда полковника Феодосьева, который имел специальную миссию охранять императрицу Марию Феодоровну и великих князей в Ялте. Так как императрица и великие князья, угрожаемые большевиками в беззащитной Ялте, уже эвакуировались на английские суда, отряд прибыл в Севастополь и со своим имуществом погрузился на «Мечту».

В Крыму создалось следующее положение: когда немцы начали свою революцию и Крым был брошен на произвол судьбы, генерал Деникин послал через Керчь для его защиты генерала Боровского с несколькими сотнями добровольцев. Местными ресурсами отряд был доведен до трехтысячного состава, и генерал Боровский почувствовал себя в силах перейти Перекопский перешеек и занять значительный плацдарм впереди него. Долго этот отряд никто не беспокоил, но одновременно с движением на Одессу началось наступление и на него значительно превосходящими силами. Боровский вынужден был отойти за Перекоп и рассчитывал здесь удержаться, но был обойден перешедшими ночью через Сиваш большевиками и в беспорядке отступил, преследуемый по пятам, по направлению к Керчи. Ему удалось удержаться на другом, так называемом Акманайском перешейке, простреливаемом насквозь с судов флота, и там большевики и добровольцы стояли друг против друга почти два месяца.

Между тем события в Севастополе не заставили себя долго ждать.

Однажды я сидел у знакомых и мирно пил чай, как вдруг прозвучали один за другим три пушечных выстрела, что обозначало тревогу. Я поспешно отправился к себе в гостиницу и нашел там Заева, который мне сообщил, что большевистские разъезды подошли к Севастополю и вступили в перестрелку с французскими сторожевыми постами. Мы сейчас же составили с Заевым и пришедшим скоро Пашкевичем военный совет для решения вопроса, что должно делать дальше. Было решено перебраться на «Мечту», так как никто не мог поручиться, что французские большевики не впустят русских в город, и тогда нас ночью в гостинице могли зарезать как куропаток. Однако переезд на «Мечту» оказался не такой простой вещью, несмотря на то что мы были почти без всякого имущества. Прислуга из гостиницы куда-то скрылась, и нам пришлось самим тащить свои сумки и чемоданы на пристань, а ялики, всегда находившиеся в изобилии у Графской пристани, также исчезли неизвестно куда. Слава богу, докричались до стоявшей неподалеку на якоре яхты «Лукулл», и оттуда за нами прислали шлюпку. Мы перебрались сначала на яхту, а потом уже на «Мечту», вызвавши оттуда шлюпку посредством семафора.

Между тем уже стемнело, и ружейная перестрелка, вначале еле слышная, обратилась уже в настоящий бой. Французская артиллерия с Малахова кургана стреляла очередями, что в тихую прекрасную южную весеннюю ночь выходило очень эффектно. Иногда слышалось также тявканье пулеметов. Казалось, что большевики штурмуют город, но на самом деле французы были в перестрелке только с малочисленным кавалерийским отрядом.

Я долго гулял по мостику и любовался картиной ночного боя, как вдруг с крейсера «Память Меркурия», на котором, как оказалось, был адмирал Саблин, послышался его громкий голос: «На “Мечте”!». Туркул откликнулся, и Саблин в мегафон передал ему приказание сниматься с якоря и идти в Новороссийск. Мне очень не хотелось уходить в такой интересный момент, но переговариваться в рупор – это значило бы нарушать дисциплину. Саблин ответственный начальник в Севастополе, и хотя я был старше его в чине, но юридически был ему подчинен, пока нахожусь в пределах Севастопольского рейда. Нечего делать – пришлось подчиниться. Уходя, мы стукнулись о заградительный бон, так как охранительные огни не были зажжены, но, по счастью, аварии не потерпели.

Переход, как и прежде бывшие, оказался очень удачным. Погода стояла великолепная. Проходя мимо Ялты, мои пассажиры с грустью смотрели на дворцы, которые так недавно были под их охраной, а теперь переходили на разграбление к большевикам. У некоторых на глаза навертывались слезы. Впрочем, не все горевали. Другие нашли себе забаву стрелять из винтовок в копчиков, которые с берега почему-то целой стаей налетели и уселись на нашем пароходе. Пока они вели себя чинно, никто их не трогал, но когда они, видимо, проголодавшись, начали на наших глазах охотиться за маленькими пичужками, также искавшими у нас убежища и отдыха, то наша молодежь сейчас же приравняла их к большевикам и начала войну с ними. Я, впрочем, должен был вмешаться и прекратить это заступничество, так как пули портили такелаж на пароходе и могли рикошетом кого-нибудь задеть и поранить. Мы пришли в Новороссийск рано утром и приступили к выгрузке наших пассажиров.

В Севастополе французы, как и следовало ожидать, заключили договор с большевиками, что они останутся в городе до снятия с мели своего дредноута, а потом передадут город Советам. Уходя, они затопили все русские подводные лодки, а дредноут и несколько исправных миноносцев увели на буксирах в Константинополь.

По приходе в Новороссийск я сейчас же снова поехал в Екатеринодар с докладом к Герасимову и в этот раз пробыл там два дня. Публика там была в довольно тревожном настроении, так как большевики вели сильное наступление с двух сторон. Наиболее угрожаемым пунктом была станция Тихорецкая, куда направлялся главный удар большевиков. Они стремились отрезать Кубань от Дона и для этого сосредоточили две дивизии пехоты и дивизию конницы под начальством своего Мюрата – вахмистра Думенко. Штаб Деникина, впрочем, был совершенно спокоен, так как у Тихорецкой были сосредоточены все наши резервы, а наша конница вдвое превосходила большевистскую не только уменьем, но и численностью. Когда разыгралось наконец сражение, то большевики были разбиты наголову и обратились в беспорядочное бегство.

105