От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 191 - Страница 106

106

В Екатеринодаре я повидался с Анной Николаевной Алексеевой, которую после смерти мужа я видел в первый раз. Она не упала духом и была поглощена благотворительной помощью семьям добровольцев и красно-крестовскими делами. Я ей пожертвовал для благотворительного базара часть серебряных вещей, оставшихся у меня после адмирала Веселкина, который их употреблял для подарков румынским властям за различные услуги, когда Румыния еще не выступила совместно с нами. Анна Николаевна слегка подтрунивала над Деникиным и его приближенными, говоря, что они изменились и стали важными людьми.

В Екатеринодаре я встретил и Гришина-Алмазова, собиравшегося ехать к Колчаку, но не кружным путем морем, а через Каспийское море и Уральскую область, чтобы таким образом устроить связь между ним и Деникиным. Он предполагал сделать этот путь на двух грузовых автомобилях, в сопровождении неизменного Масловского и 20 человек татар – своего бывшего конвоя. Когда явилась возможность осуществить этот план, т. е. после очищения от большевиков Терской области, он сделал большую ошибку, отказавшись от английского конвоя парохода, на котором он перевозил свою экспедицию через Каспийское море.

Англичане, в то время подошедшие к Баку с юга, завладели нашей Каспийской флотилией, состоявшей из двух маленьких канонерских лодок «Карс» и «Ардаган» и нескольких казенных пароходов, служивших для военно-транспортных целей в Каспийском море. Пароходы сейчас же были вооружены артиллерией, привезенной на грузовых автомобилях с английской речной флотилии на Тигре и Евфрате, личный состав был взят оттуда же, и англичане через две недели после занятия Баку сделались фактическими владыками Каспийского моря. Большевики попробовали у них оспаривать это владычество и отправили из Астрахани в устье Урала десант под конвоем четырех миноносцев и пяти вооруженных пароходов. Начальник английской флотилии, узнав об этом, сейчас же отправился туда же и атаковал большевистскую флотилию, когда она свезла десант и беспечно стояла на якоре. После получасового боя, причем англичане не понесли никаких потерь, большевистские суда частью затонули, а частью выбросились на берег. Преимущество в силах было на стороне большевиков, но умение сделало все дело.

Рассчитывая, вероятно, что после такого поражения большевики не рискнут высунуть свой нос в море, Гришин-Алмазов отклонил предложенное ему со стороны англичан конвоирование и пошел из Петровска на Урал на грузовом невооруженном пароходе, но большевистский шпион, вероятно, действовал отлично, и он попал прямо в руки миноносца, посланного из Астрахани. Гришин-Алмазов и Масловский оба застрелились, а их команда была взята в плен. Жаль их обоих. При нашем безлюдье оба они выделялись из толпы и могли бы еще принести пользу.

Воспользовавшись случаем, я представил отчет Лукомскому по Одесскому центру и вскоре получил от него благодарность за аккуратное ведение дел.

Признаться следует, что я был почти совершенно ни при чем, так как всегда питал отвращение к канцелярским делам, а потому благодарность всецело принадлежала моему начальнику штаба полковнику Ильину и делопроизводителю полковнику N (забыл фамилию). Кажется, впрочем, что отчет о делах и израсходованных суммах представило очень немного лиц.

Окончив свою работу в Одессе, я фактически остался без дела, а в такое время, когда каждый человек был на счету, всем нужно было работать, чтобы помогать общему делу. Однако у меня явилось привходящее обстоятельство – здоровье моей жены, которой было необходимо сделать операцию. Я решил, что могу посвятить некоторое время своим личным делам, и попросил у генерала Лукомского двухмесячный отпуск. Дело в том, что я узнал о прибытии в Кисловодск бывшего лейб-хирурга Отта, слава которого гремела по всей России. Я решил ехать в Кисловодск и там делать жене операцию. Про Минеральные Воды ходили в то время фантастические слухи: говорили, что большевики там развели невообразимую грязь и что там сыпной тиф косит людей как траву. Говорили также про грабежи и разбои. Принимая все это во внимание, я решил выждать более точных сведений и поехал в Новороссийск до выяснения всех обстоятельств.

Главная жизнь в Новороссийске в то время сосредоточивалась на базе Добровольческой армии. База представляла из себя огромный склад всевозможных запасов, привозимых англичанами на своих пароходах. Нужно сказать правду, что сумбур там царил невероятный: англичане везли не то, что было нужно добровольцам, а то, что не нужно было им самим вследствие окончания войны. Тут было и обмундирование, и боевые запасы, нам не подходившие, и консервы и госпитальные принадлежности, и танки, и Бог знает еще что. Все это складывалось в кучи в огромных зернохранилищах и очень плохо охранялось от всевозможных хищников, ходивших вокруг как волки около стада. Главный начальник базы, полковник князь Эристов, был совершено не на высоте и в скором времени был предан суду. Насколько мне известно, дело снабжения не было упорядочено до самого окончания Гражданской войны. Причина этому ясная. Прежние бюрократические рутинные приемы совершенно не были пригодны для новой обстановки. Тут нужны были энергичные и честные люди – патриоты, а не канцелярские бумаги, отношения и циркуляры, а людей-то как раз и не было.

В Новороссийске я нашел некоторых знакомых. Мой коллега по Одессе Пильц заведовал устройством беженцев и, надо ему отдать справедливость, распоряжался умно и энергично. В короткое время ему удалось частью разместить, а частью отправить в другие места всех не имевших приюта и слонявшихся по городу людей. У меня были небольшие внеучетные суммы, врученные мне после разных благотворительных вечеров в Одессе, и я охотно помог ему в снабжении неимущих небольшими пособиями. Там же я встретил игравшую перед войной некоторую роль графиню Игнатьеву. У нее в Петербурге был духовно-политический салон, имевший большое влияние на назначения по ведомству Святейшего Синода. Все молодые карьеристы из черного и белого духовенства, жаждущие мест епископов и других подобных, считали необходимым бывать у нее. Говорили также о ее близости с Распутиным, но это кажется не совсем справедливо. Графиня теперь жила в одной комнате, бывшей когда-то лавкой, но и в этом падении не отставила своих замашек. Она всячески наседала на епископа Новороссийского Сергия, который, вероятно, по старой памяти, считался с ней и исполнял ее прихоти.

106